— Стадо телят, — бормочет недовольный Борода.
Мигом намечаем ворота, создаем две команды. Я, конечно, буду нападающим. Хватит, два раза стоял в воротах и оба раза мне расквасили нос ни за что ни про что. Не нравится противникам, что я так цепко беру мячи, вот и попадают вместо мяча мне по физиономии.
— Сазонов будет центром, — говорит Андрейка Калугин. Толковый в нашей команде капитан, ничего не скажешь.
Понимает, что на моем лице уже вполне достаточно знаков спортивной доблести.
По свистку судьи я первый бью по мячу. Держись, вратарь противников!
Гол я все-таки забил, но после этого удара у меня оторвалась подметка. Ботинок стал зубастым, словно пасть овчарки. Я обмотал его проволокой. Сашка Воронок наблюдал за моей работой неодобрительно:
— Разве это ремонт? Пойдем в общежитие — у коменданта есть «лапа». В момент починю.
Сашка пыхтел над ботинком минут тридцать. Потом протянул его мне.
— Правда, как новенький? Палец из-за тебя, чертяки, разбил. Как я теперь играть буду? Мне пальцы — во как нужны.
Играл он так, что заслушаешься.
Сашкин аккордеон был самой ценной вещью в нашей комнате. Однажды его едва не утащили. Сашка догнал вора в коридоре. Хорошо, что в завязавшейся свалке аккордеон не пострадал. Сашка чуть не откусил жулику ухо. Силы у них были неравные. Сашка щупленький, а тот парень — верзила, каких поискать.
— Косой из пятнадцатого дома, — сообщил нам Сашка.
Этот Косой на прошлой неделе украл два микрометра из училища. Он продавал их на Тишинском рынке. Сашка своими глазами видел.
— Ты за них ответишь, — сказал ему Воронок.
— Не пойманный — не вор. Скажи спасибо, что музыку твою не увел, — засмеялся Косой и надвинул на глаза Воронку фуражку.
Теперь Сашка хранил аккордеон у коменданта.
Мы подружились с Воронком недавно. Он появился в нашей седьмой комнате неделю назад. Ввалился со своим огромным аккордеоном и, оглядев нас по очереди, ехидно сказал:
— Привет героям тыла!
— Ишь ты, фронтовик какой нашелся, — сказал Андрейка, — весь в пороховом дыму!
— Месяц не умывался, — многозначительно сказал Воронок.
Можно было подумать, что он был занят весь этот месяц чем-то необыкновенным.
Когда он заиграл на своем аккордеоне, мы простили ему его ехидство. Он играл «Священную войну» так, что у нас мурашки по спине бегали. К нам сбежались ребята со всего этажа. Получилось что-то вроде концерта. После этого вечера Сашка Воронков стал в училище знаменитостью. С ним многие хотели подружиться, но он если и осчастливливал кого, то только тем, что разрешал угощать себя папиросами.
А мне он однажды прямо сказал:
— Рожа у тебя, Лешка, довольно безобидная. Давай дружить.
— Давай, — охотно согласился я.
Хорошо, конечно, когда друг твой обладает пудовыми кулаками и может защитить тебя повсюду. О таком друге я давно мечтал. Но где его найдешь, такого друга? Вместе с Воронком мы все же вдвое сильнее. Одного обидят — заступится другой.
— Давай ты будешь моим названым братом, — сказал Сашка.
Он достал безопасную бритву и потянулся за моей рукой.
— Зачем это? — удивился я и спрятал руки за спину. Кто его знает, может, он сумасшедший, этот Воронок? Сашка чиркнул бритвой себя по левой руке. Выступила кровь.
— Обменяемся кровью, — важно сказал он.— Без этого я не смогу доверять тебе свои тайны.
Узнать его тайны было заманчиво. Я вздохнул и протянул руку. Нет, все-таки я не Муций Сцевола. Тот сжег на огне всю руку и даже не поморщился. Такого испытания огнем я бы не выдержал. Я от маленького пореза запрыгал по комнате и застонал.
— Однако ты слабак, — произнес Сашка.
Пожалуй, он расхотел становиться моим названым братом. Тогда я замолчал и протянул ему руку. Воронок взял на ранку моей крови, а мою руку помазал своей.
— Вот так, брат мой, — сказал он серьезно.
— Какие же тайны? — сразу спросил я.
— Не будь наивным ребенком. Ты еще должен пройти испытательный срок.
Он приложил палец к губам и прислушался. По коридору топали чьи-то ботинки. В комнату вошел Андрейка Калугин и подозрительно уставился на нас.
— Ты чего? — спросил я как ни в чем не бывало.
— Какие-то вы странные, — сказал Андрейка.
— Думаем, как отомстить Косому, — соврал Воронок.
— Трепачи. Он вас обоих скрутит, — сказал Андрейка и, сладко зевнув, начал раздеваться.
— Всю ночь вкалывал, — шепотом сказал я Сашке. — Прямо двужильный какой-то.
— На твоем станке патрон не в порядке. Бьет. Учти, — сказал мне Андрейка и завалился на боковую.
— Учту, — сказал я.
Это не станок, а горе горькое. Всегда в нем что-нибудь не в порядке. Другого такого «драндулета», наверное, во всей Москве не найти. В мирное время его вообще полагалось бы в металлолом отправить.
— Переходи-ка в слесарную группу, — посоветовал мне Сашка, — всегда вместе будем.
— У меня же спецзаказ, — обиделся я. — А у вас все новички. Еле-еле напильниками шаркают. А мы для фронта работаем.
— Тогда я в токари перейду, — решил Воронок, — я тоже хочу для фронта работать.
— Вряд ли переведут, — сказал Андрейка, — наша группа старая. Возиться с тобой некому.
— Меня переведут, — со значением сказал Воронок, — сегодня же пойду к замполиту Чернышу.
И что бы вы думали? На другой день Сашка появился в нашей группе. Девчонки сразу зашушукались: «Воронков. Воронков...»
Он уже успел очаровать их на субботнем концерте. Я заметил, что даже Рая Любимова выключила мотор и, сделав вид, что ей позарез необходимо заточить резец, прошла мимо Сашки царственной походкой, обдав его голубым пламенем своих необыкновенных глаз.